Жизнь с отцом как мебелью
Папа был, но его не было
Сколько я себя помню, папа был в квартире как мебель. Я до института не знала, что бывает иначе — там мне девчата рассказали про своих нормальных пап.
Нет, мой папа меня не унижал и не бил. Но его как будто просто не существовало. С работы приходил — и садился за телевизор, спиной к общему столу.
Вот прямо тарелку брал со стола и отворачивался к экрану.
Мама, конечно, ему высказывала. Папа не обращал внимания. Просто ел и смотрел телевизор.
Нет, мой папа меня не унижал и не бил. Но его как будто просто не существовало. С работы приходил — и садился за телевизор, спиной к общему столу.
Вот прямо тарелку брал со стола и отворачивался к экрану.
Мама, конечно, ему высказывала. Папа не обращал внимания. Просто ел и смотрел телевизор.
Мама — злость, папа — тень
Он в юности был химиком, «подавал надежды», а в 90-е остался без работы. А мама работала. И ненавидела его и меня.
За то, что мы существуем. За то, что нас надо кормить.
Готовила отцу кастрюлю супа на неделю. Мясо — нельзя, сосиски — нельзя, колбасу — нет. Фрукты — только ребёнку.
Одежду покупала, но не давала — «заляпает». А так — может устроится на работу и станет человеком.
Иногда она выключала ему телевизор с криком: «Иди поиграй с ребёнком!»
Он шел. Садился. Смотрел мимо. Пропускал ходы.
Я помню это счастье — папа рядом. Я тормошу его. А он — пустота.
За то, что мы существуем. За то, что нас надо кормить.
Готовила отцу кастрюлю супа на неделю. Мясо — нельзя, сосиски — нельзя, колбасу — нет. Фрукты — только ребёнку.
Одежду покупала, но не давала — «заляпает». А так — может устроится на работу и станет человеком.
Иногда она выключала ему телевизор с криком: «Иди поиграй с ребёнком!»
Он шел. Садился. Смотрел мимо. Пропускал ходы.
Я помню это счастье — папа рядом. Я тормошу его. А он — пустота.
Любовь через страх
Отвержение под видом заботы
В 12 лет я спросила: «Папа, может быть ты все же хочешь со мной пообщаться?»
Он сказал — да.
Я начала его спрашивать про детство. Он вяло отвечал.
На следующий день сказал — досмотрит фильм, и поговорим.
Вот до сих пор не поговорили.
Мама кричала — либо на него, либо на меня. Когда на него — я становилась её опорой. Она плакала и говорила, что только я её понимаю.
Когда на меня — я себя ненавидела.
Он сказал — да.
Я начала его спрашивать про детство. Он вяло отвечал.
На следующий день сказал — досмотрит фильм, и поговорим.
Вот до сих пор не поговорили.
Мама кричала — либо на него, либо на меня. Когда на него — я становилась её опорой. Она плакала и говорила, что только я её понимаю.
Когда на меня — я себя ненавидела.
Треугольник боли
Однажды отец попытался заступиться.
Она на него: «Ты из себя заступника корчишь!»
На меня: «Размазня! Предательница!»
И я решила — терпеть. Молчать. Не жаловаться.
Не предавать маму.
Она же для моего блага орёт. А папа — просто хочет переманить меня на свою сторону.
Всё — ради неё.
Она на него: «Ты из себя заступника корчишь!»
На меня: «Размазня! Предательница!»
И я решила — терпеть. Молчать. Не жаловаться.
Не предавать маму.
Она же для моего блага орёт. А папа — просто хочет переманить меня на свою сторону.
Всё — ради неё.
Невидимый отец и чувство вины
Первые воспоминания
Папа учит меня кувыркаться — мать орёт: «Убьёшь её!»
Мне три года. Тётя спрашивает: «Кого больше любишь — маму или папу?»
Я — «поровну».
Мама при тётке улыбается. Дома — скандал.
Как я могла?! Она всё отдала! А папа — никто!
Я поняла — любить можно только маму.
Мне три года. Тётя спрашивает: «Кого больше любишь — маму или папу?»
Я — «поровну».
Мама при тётке улыбается. Дома — скандал.
Как я могла?! Она всё отдала! А папа — никто!
Я поняла — любить можно только маму.
Отец исчезает
Позже он устроился вахтёром. Завёл «друзей». Начал пить.
Спал в подсобке. Иногда забегал домой.
Потом — ушёл. К своей сестре.
Я даже не знала её — мама запретила ему общаться с семьёй.
Он нарушил запрет. Ушёл. Предал.
Спал в подсобке. Иногда забегал домой.
Потом — ушёл. К своей сестре.
Я даже не знала её — мама запретила ему общаться с семьёй.
Он нарушил запрет. Ушёл. Предал.
Я больше не могу
Разрыв с матерью
Потом и я ушла.
И я — предательница. И я — неблагодарная.
Мама проклинала. Орала. Обвиняла.
Но я не жалею. Просто больше не могла.
И я — предательница. И я — неблагодарная.
Мама проклинала. Орала. Обвиняла.
Но я не жалею. Просто больше не могла.
Что делать с отцом?
Сестра отца нашла меня. Говорит — скинуться на лечение. Закодировать.
А я не знаю.
Негатива к нему — нет. Но и помощи давать не хочется.
Сумма — большая.
А внутри — вина. Всё-таки — он мой отец. Даже пытался меня защитить.
А я — отказываюсь.
А если он не справится — будет ли это на моей совести?
А я не знаю.
Негатива к нему — нет. Но и помощи давать не хочется.
Сумма — большая.
А внутри — вина. Всё-таки — он мой отец. Даже пытался меня защитить.
А я — отказываюсь.
А если он не справится — будет ли это на моей совести?